Глава 10

Санкт-Петербург. Зенит. Кубок Лиги. Четвертьфинал

Лиду в Лондон я проводил утром двадцать пятого апреля, после чего полдня прослонялся по столице, совершенно не зная, куда себя деть и как стереть глупое и недоумевающее выражение со своего собственного лица.

То в жар, то в холод колбасило, причем по полной.

И вроде – вон оно, счастье, ехидное и взаимное, с постоянной легкой улыбкой на чуть полноватых губах и с нестерпимо зелеными, мерцающими таинственной глубиной глазами.

И – нет его, в Лондон улетело, а я тут остался.

Но вроде, – а какая разница, где она сейчас, здесь или в съемной квартире недалеко от Гайд-парка, если у нас все хорошо, если она меня любит, и мы по-любому очень и очень скоро встретимся?

Либо она ко мне прилетит, либо я сам не выдержу.

Забью болт на все дела, включая «золотой выезд», и улечу к ней, в столицу Соединенного Королевства.

Так, сходу, без стакана и не разберешься…

Даже Никитос, о страданиях ближнего своего по жизни не слишком-то сильно заморачивающийся, поинтересовался при случайной встрече, с чего бы это я на таких сложных щщах рассекаю.

А то и погода вроде нормальная, и пиво, которым мы угостились в палатке рядом с Патриаршими прудами, вкусное, а у меня на репе «то говно, то карамелька».

Я промолчал.

Все равно не поймет, а бить его, дурака, вроде как бы и не за что.

Перевел разговор на предстоящий выезд в Питер, он туда с моей прежней фирмой собрался.

С Мажоровыми бойцами.

Ну не со всеми, разумеется.

С молодежным составом.

По-любому, думаю, какой-нибудь околофутбол мутить будут, обмороки.

Пусть и игра полутоварищеская, и основа выезжать в этот раз туда совершенно не собирается. И так «бомжей» по всей первопрестольной погоняли перед прошлой игрой по полной маме, им, уродам этим питерским, – надолго запомнится.

Рассказывали потом, сволочи.

Хвастались.

Да так, что я чуть на слюну не изошел.

Как они, – бомжары эти поганые, – только, говорят, не шифровались, – все одно вычислили и отдуплили по полной программе.

И правильно, ибо – не фиг…

Мы – «Спартак», а вы – говно.

По-любому…

…Но эти-то волки – все одно найдут, где в Питере беспорядки устроить.

Поплясать, так сказать, слегонца на бомжатских косточках.

Жалко, что меня и близко не подпустят, потому как – так лидер решил.

Хотя, – что я жалуюсь-то?

Гарри же мне предоставлял возможность выбора, так?

Так.

И выбрал – я сам.

Значит, все вопросы – сюда, ко мне самому, к моей личной воле, к моему личному решению, к моей личной репутации.

И не фиг поскуливать…

…На Ленинградский вокзал отправлялись из культового «Подвала» Толика Герцына.

Степаша уговорил, они с Толяном – друзья, да и мы сильно не возражали.

Там, в «По», правильная публика собирается, и, хоть мы с ними почему-то не слишком часто по жизни пересекаемся, – абсолютно наша.

Прям, как Гарри сказал, – однояйцевые близнецы какие-то.

Надо будет туда, к ним, почаще понаведываться, благо – зовут.

А когда уважаемые люди зовут, – грех отказывать…

…Короче, в поезд садились уже под таким «шофе», что проводница поначалу в вагон пускать отказывалась.

А потом Али дал ей сто долларов, и она сразу подобрела.

Устроились в купе, достали Степашину сумку с провиантом, Мажор пробку скрутил у беленькой, и не успели мы выйти на перрон покурить, как поезд тронулся. Пришлось долбануть по второй, потом по третьей и идти курить в тамбур, где тоже было не скучно.

Один из полузнакомых парней из «Подвала», ехавших в соседнем купе, уже забил и пустил по кругу прямо в тамбуре косячок, и они вовсю спорили об эстетике Ницше, о «человекобоге и богочеловеке» и об «опошлении» Ницше «гением, блять, серости» Адольфом Гитлером.

Али с ходу азартно включился в спор, а мы с Гарри добили сигареты и пошли в купе к некурящему Степаше.

От марихуаны, кстати, вся наша компания наотрез отказалась.

Али и Мажор из наркоты юзали исключительно «первый», а я чувствовал, что уже и так нахожусь в состоянии «легкого говнеца», и решил не усугублять.

Пришли в купе, хлопнули по рюмашке, стали слушать бесконечные Степашины истории.

Хорошо…

…Через минут сорок к нам в купе вернулся злой, встрепанный и какой-то слегка потерявшийся Али.

Хлопнул, ни с кем не чокнувшись, рюмку, уставился в окно.

– Что-то случилось? – спрашиваю.

– Угу, – отвечает и тут же наливает себе вторую. – Ты представляешь, переспорили, гады! Во волки выросли, долбануться можно…

– А это плохо? – интересуюсь.

– Почему плохо? – удивленно поднимает бровь. – Просто неожиданно…

Посмотрел на нас троих, извинился, налил всем.

Смеемся.

– Что, – спрашивает Гарри, – не ожидал?

– А то, – фыркает в ответ Али. – Интеллектуалы хреновы. И ведь что самое страшное, блин, – никаких авторитетов не признают, волчары. Таких даже бить бесполезно, либо убеждать, либо – сразу убивать…

– Можно подумать, – поднимает на него мутноватый пьяненький взгляд Степаша, – тебя самого по другим чертежам собирали. Ага. Сколько лет мы уже с тобой знакомы-то, чудо олигархическое? Много? Ну вот тогда – пей и не пизди…

– Да я что, – немного смущается Глеб, – возражаю, что ли? Просто немного непривычно, когда тебя вчерашние щенки мордой по столу возят. И, блин, что самое обидное – вполне по делу…

– Ну вот тогда – и пей! – требует Степа, протягивая в его сторону пластиковый стаканчик с водкой.

– А я что делаю? – удивляется Али. – Доклад по разрядке международной напряженности что ль готовлю?!

Чокается со всеми и одним глотком отправляет водку строго по назначению.

Потом оглядывает собравшихся, вздыхает и поворачивается в мою сторону.

– Слышь, – говорит, – студент, дверь закрой на замок, пожалуйста.

Жму плечами, не понимая зачем, но просьбу выполняю.

А что?

Мне не сложно…

…Глеб еще раз вздыхает, оглядывая заставленный водкой и заваленный Степашиными закусками небольшой купейный столик, лезет к себе в сумку, достает оттуда компакт «Cure», а из кармана небольшой серебряный портсигар.

Насыпает на компакт порошок, растирает кредиткой, раскатывает три длинных жирных дорожки.

– Тебе, – строго смотрит на Степашу, – не предлагаю, а нам с парнями взбодрится, по ходу, нужно. А то даже у меня легкий мутнячок в мозгах, что уж тут о молодом-то говорить…

– Да я, – мелко трясет головой Степаша, – и не претендую. Если мне на мой спирт еще и ваш «бодрячок» наложить, то тут пиздец всему вагону придет. Однозначно. А то, может, и всему выезду…

– Ну, – вздыхает Али, – вагону кирдык, кажется, по-любому намечается. Больше трети состава – злющее мясо едет. И пьяное – уже сейчас в говно-говнище. Мы, в принципе, с парнями из «По» уже проводнице еще дополнительного бабла занесли, так что, по идее, с ее стороны вызов ОМОНа вроде как не намечается. Но кроме нее и нас тут еще и «гражданские» пассажиры присутствуют…..

И начинает заботливо сворачивать в трубочку стоевровую купюру.

– Более правильная валюта, – поясняет. – Доллар все-таки пошершавее чутка. Про наши деньги – вообще молчу, технологии каменного века.

– Если б наши деньги только по качеству доп-девайса для нюханья кокса не прокатывали, – вздыхает банкир Гарри, принимая у Али компашку с порошком, – это бы, старый, полбеды было. А технологии у нас пока еще даже не каменные, а самые что ни на есть деревянные…

Втягивает дорожку в два приема, сначала правой, а потом левой ноздрей, закидывает голову вверх, потом бережно протягивает мне «Greatest Hits» самой великой британской группы конца восьмидесятых годов прошлого века и продолжает.

– До сих пор не могу понять, как при таких запасах нефти и газа да еще при таких на них ценах у нас до сих пор такая говенная валюта…

– Да хрен его знает, – жмет плечами Али. – Я не финансист, в отличие от тебя, в конце-то концов. Лучше скажи, как стафф?